Вот какова была женщина, которая этим утром, подняв глаза от карт, заметила юного пажа, уставившегося на нее. Его глаза блестели, словно изумруды.

По непонятной причине, может быть из-за отблесков зеркал или оконных стекол, его лицо и весь он казались воплощением света, словно он не был сделан из плоти и крови. Она заметила это, в то время как глубокое молчание установилось и сгустилось до такой степени, что присутствующие почувствовали себя в глупом положении.

Она услышала свой голос, который раздавался словно издалека:

— Ну и ну!.. Что с вами, мессир?.. Я прошу вас, расскажите нам о вашем деле!..

— Дело в том, мадам, что вы мне неописуемо нравитесь.

Важность, с которой это было сказано, немного смягчила дерзость заявления.

Мадам де Шольн призвала все свои светские способности на выручку, потому что чувствовала себя обескураженной.

— Что… что вы этим хотите сказать?..

— Что я был бы счастливейшим из людей, если бы вы, мадам, приняли бы меня в своей спальне!..

— Вы сошли с ума!

— У вас, мадам, так мало уважения к своим достоинствам, что вы не можете понять мои чувства и, находя их опасными, расцениваете как оскорбление?

— Да отдаете ли вы себе отчет в вашем возрасте? — бросила она ему.

Она испугалась, потому что чуть было не сказала «В моем возрасте».

— Мой возраст? Так это он, мадам, толкает меня к вам. Неопытность, свойственная ему, причиняет мне больше затруднений, чем моя потребность любить приносит мне выгоды. Мало зная любовь, и никогда не имея дел с дамой вашего ранга, вашей красоты и вашей недосягаемости, я решил, что вижу перед собой божественное создание.

Маркизе не хватало слов. Она пробормотала:

— Ваши… ваши затруднения… Ваши притязания превышают то, на что вы можете рассчитывать… Я посоветую вам подождать… У вас на губах еще молоко не обсохло, а вы осмеливаетесь…

— Подождать!.. Мадам, вы что, из тех красавиц, которые заставляют любовников ждать по пять-десять лет, чтобы испытать искренность их чувств и постоянство их намерений?!.. Это вам не идет. Я в это не верю. Ибо слухи, которые может и не очень для вас приятны, но которые еще более увлекли меня вашим образом, говорят, что вы совсем не такая жестокая, и готовы принести свою жертву на алтарь Венеры, когда того хочет жертвователь!..

— Докажите это, наглец! — вскричала мадам де Шольн, сопровождая свои слова резким смехом.

Оглядываясь, она искала поддержки у своих партнеров по игре. Но они не пришли ей на помощь. Застыв с картами в руках, опустив к ним глаза, они представляли собой олицетворение бесчувственности. Живость и пикантность диалога не оставляли им времени подсчитывать удары.

Мадам де Шольн не обратила внимания, что по щекам ее текут слезы, прочерчивая серебристые полоски на бархатной пудре. Ее занимал разговор, вызвавший у нее тревогу, и бесило молчание друзей.

— Вы заслуживаете того, чтобы я вас наказала.

— Вы очень меня обижаете, мадам. Где и когда?

— У меня, на улице Резервуар. После трапезы с королевой.

— Я там буду.

Столько высокомерия и ледяной снисходительности в простом паже ужасало и привлекало ее.

Она захотела выйти из боя победительницей.

— Итак, вы собираетесь придти? И вы собираетесь принести мне в дар свежесть ваших щек, твердость ваших губ и… продемонстрировать мне вашу силу, еще такую нерастраченную?

— А вы, мадам, что предложите мне вы, в обмен?

Она вышла из себя:

— Искусство любви, если уж вы так этого добиваетесь!.. Красавчик-паж. Или этого вам мало?..

И не желая, да и не в силах, продолжать дальше, дрожа, непонятно от какого бешенства, она схватила перчатки и веер, щелкнувший как хлыст, и гордо удалилась.

Игроки пришли в себя. Они испытывали чувство человека, который только что проснулся и не может осмыслить дурацкий сон.

Привычка не оставлять ни одно событие без внимания и комментария вынудила их сказать несколько слов, несмотря на замешательство.

— А малыш-то дерзок! — сказал д'Ореманс. — Его дело сделано.

— Что за дело! — проворчал де Шавиньи, пожав плечами. — Он богаче ее, и всем известно, что он и его братец пользуются особой милостью короля.

— Ну?.. И что на него нашло?

— Что на них нашло?

— Особенно на нее.

— Нет! На него!..

— Нет! На нее!..

Возвратившись к себе, маркиза переполошила слуг, раздав им тысячи противоречащих поручений, приказав им в то же время срочно убраться вон. Она не желала никого видеть. Она не знала, чего ждет и чего хочет. Не имея детей, она их не любила. Но из-за отсутствия их она лишила себя привилегий, свойственных матерям, особенно, если они производят на свет наследника. Особенно, и, быть может, по этой причине, ей не нравились молодые люди, они вызывали у нее необъяснимый гнев. Она ненавидела их ломающийся голос, их манеры маленьких мужчин, которые овладевают властью. Этот будет постарше. Ему можно дать шестнадцать или семнадцать лет. Но по части дерзости он многим даст фору.

Мало-помалу она приготовилась к тому, чтобы, когда он появится, отчитать его и захлопнуть перед ним дверь, а если он станет настаивать, то тогда… тогда она убежит, или будет защищаться…

Придет ли он? Если нет, то она чувствовала, что поведет себя непредсказуемо, она будет способна разбить любимые безделушки, разрезать картины и даже новый пеньюар лионского шелка…

Но если он придет… При этой мысли она испытывала ужас.

И когда она увидела его перед собой, то ей показалось, что он затеял этот маскарад и спектакль, с единственной целью — убить ее ударом кинжала без свидетелей.

Ее чувства отразились на ее лице, потому что после минутного молчания он удивленно сказал:

— Мадам, какой страх вас мучает?.. При мне моя шпага. Если вам кто-нибудь угрожает, укажите его мне, я готов защитить вас.

— Да, правда, я боюсь.

— Кого вы боитесь?

— Вас… Я не понимаю, чего вы хотите.

Он застыл в изумлении, затем улыбка заиграла на его губах. Он несколькими шагами пересек пространство, которое их разделяло, и, встав на колени, обняв ее, приник лицом к ее груди. Она попыталась освободиться, но он держал крепко, с неожиданной страстью.

— Мадам, чего вам страшиться во мне? Я всего лишь молодой человек, который не знает тонкостей любви. Ваш образ вдохновил мое доверие, хоть и вызвал мучения и тревоги, а ваша красота дает мне дерзкое основание желать вас. Остальное — в ваших руках. Говорите, я все исполню. Учите меня, и я усвою урок. Я предоставляю себя на ваше распоряжение.